«24 эпизода до, после и вместо любви»
«24 эпизода до, после и вместо любви»- так определил жанр своего спектакля Владимир Смирнов, режиссер-дебютант, выпускник мастерской С. Женовача. Пьеса «Безотцовщина» интересна тем, что она была написана Чеховым еще в гимназические годы, а опубликована только через 19 лет после его смерти. Надо сказать, что даже после публикации ее постановочная судьба была достаточно сложной — объем ее занимает 170 страниц, что невозможно вместить в стандартное время спектакля. Смирнов же оставил лишь 30, сохранив сюжет и придав действию большей динамики.
«Безотцовщина» сочетает в себе опыт мастеров «Сферы»и нового поколения театра. Здесь присутствуют и элементы классики, и авангарда, театрального и киноискусства. Однако эта компиляция выглядит настолько органично, настолько оправдана действием пьесы, что зритель не замечает этих элементов по отдельности.
Хочется отметить мастерство художника — Дмитрия Разумового, который смог на камерной, маленькой сцене создать нужную атмосферу постановки. Место действия в первом акте сплошь покрыто стеклянными банками, мимо которых аккуратно и с осторожностью ступают герои, иногда нечаянно опрокидывая их. И в этом видится необычайная хрупкость и праздность жизни персонажей, которая ощущается зрителями не только визуально, но и на физическом уровне. Камерная сцена позволяет зрителям сосуществовать с актерами, быть полноценными участниками действия. Во втором акте сцена заполнена ящиками, которые в начале грубо уносят за кулисы, и героям предоставляется абсолютно свободное пространство, где и рушатся их судьбы, плетутся интриги, где почти каждый персонаж приставляет револьвер к виску, но все-таки не может решиться на такой шаг.
«Безотцовщина» — несомненно, пьеса еще не Чехова, а Антоши Чехонте, в которой, однако, угадываются те пронзительные в своей правде диалоги, которые характерны уже для позднего творчества драматурга. Владимир Смирнов уловил чеховский тон, абсолютно точно отразил трагизм и одновременно комизм ситуаций, дал труппе нужную установку, в чем и воплотились несомненно талантливые актерские работы.
На смену зарисовкам из дачной жизни, наполненных юмором и одновременно элегической грустью приходят напряженные, драматичные сцены. Мы видим Войницкого, приставившего револьвер к виску. Затем Платонова, разрушившего свою жизнь и жизни нескольких человек. Однако притихшая публика так и не увидит самоубийства ни одного из героев, что отменяет чеховское «если ружье висит, то оно должно выстрелить». Лишь фраза бессильно прижавшегося к стене Платонова «А жить-то хочется…» поставит печальную, но все же жизнеутверждающую точку в этой постановке.
Соня Клевакина
